Я помешала ложкой борщ и не удержалась:
– Ираклий Андронович, можно задать вам вопрос?
– Конечно.
Гость доел борщ, аккуратно отставил пустую тарелку. Потянулся за блинчиком, завернул в него кусочек ветчины. Все это он делал не спеша, обстоятельно, словно совершал некий ритуал.
– Вы говорите, что знали мою маму много лет, а она вас не знала. Как это возможно?
Гость пожал плечами:
– Очень просто! Разве Елизавета Петровна знала по имени всех своих поклонников?
– А вы ее поклонник?
– С тридцатилетним стажем.
Неожиданно я испугалась. Слова гостя натолкнули меня на одно смутное подозрение, которое я боялась облечь в слова. Но Ираклий Андронович обладал неприятным свойством читать мысли, потому что тут же спросил:
– Ты боишься, что я твой отец?
Я чуть не подавилась борщом. Все-таки одно дело о чем-то думать, совсем другое – это услышать. И хотя вопрос был сформулирован не в бровь, а в глаз, я еще не настолько опьянела, чтобы забыть об элементарной вежливости. Поэтому притворно запротестовала:
– Ну что вы! Ничего подобного! Почему я должна этого бояться?..
– Боишься, боишься! – уличил меня гость. – Вон как покраснела, значит, угадал.
Отпираться дальше было бессмысленно, и я развела руками.
– Не то что боюсь… Просто вдруг подумала…
Я смутилась и умолкла. Ираклий Андронович несколько секунд ждал продолжения, потом вздохнул и сказал:
– Нет, Маша, я не твой отец. Мне нельзя жениться, и иметь детей тоже нельзя. Впрочем, что я рассказываю… Ты девушка умная, наверное, поняла, кто я такой.
Выпитое спиртное развязало мне язык. Я не удержалась от легкого сарказма и невинно предположила:
– Католический священник?
Ираклий Андронович исподлобья взглянул на меня. Я опомнилась и спохватилась:
– Извините. Глупая шутка.
– Я не обиделся, – спокойно ответил гость. – Это хорошо, что у тебя есть чувство юмора. С ним жить легче. Я вот шутки понимаю, а сам шутить не умею.
Мы немного помолчали. Чтобы сгладить неловкость, я предложила выпить.
Ираклий Андронович тут же разлил водку, поднял стопку и опрокинул ее все так же молча. Я выпила вторую порцию гораздо смелее. Смешно, но никогда в жизни я не пила водку. Виски, да. Бренди, да. Коньяк – пробовала. Водку – ни разу.
Вторая стопка не ударила мне в голову, как первая. Тепло снова мягко разлилось по всему телу, достигло сердца. И мне уже не казалось, что разговаривать с человеком, сидящим рядом, опасно.
– Ираклий Андронович! Вы знаете, кто мой отец?
Гость взял десертный нож, выбрал из вазы с фруктами мягкую сочную грушу, отрезал от нее длинную дольку.
– Я… предполагаю, – сказал он наконец.
– И кто же это?
Гость положил нож на тарелку рядом с недоеденной грушей и попросил:
– Подожди немного, я хочу разобраться до конца. Ладно?
Я покладисто кивнула.
– Значит, вы больше не считаете, что я у вас что-то украла?
– Не считаю.
Я не могла скрыть своего удивления.
– Почему?
– Потому что ты дочь своей матери.
– А разве раньше вы этого не знали? В нашу первую встречу?
Ираклий Андронович покачал головой:
– Нет. Узнал недавно и совершенно случайно.
– Как?
Гость поднялся из-за стола. Вышел в прихожую и вернулся с небольшим свертком. Развернул бумагу, положил на стол серебряный браслет с бирюзой, сказал:
– Вот.
Я озадаченно смотрела на мамин браслет.
– Ничего не понимаю, – сказала я. – Значит, это вы купили его у Феликса Ованесовича? Но зачем?
Ираклий Андронович снова сел рядом со мной. Взял мою руку, аккуратно надел на запястье браслет, щелкнул миниатюрной застежкой. И только после этого ответил:
– Видишь ли, Маша, этот браслет я когда-то подарил твоей матери. Мне хочется, чтобы он остался в вашей семье.
– Вы подарили маме…
Я не договорила и коснулась свободной рукой браслета. Серебро отозвалось в пальцах отрезвляющим холодом.
– Да, – подтвердил гость. – Я иногда делал твоей матери подарки. Но Елизавета Петровна не знала, от кого они.
Я провела пальцами по лбу, сказала внезапно охрипшим голосом:
– Очень романтично.
– Не в романтике дело. Мне не хотелось, чтобы она считала себя обязанной или возвращала подарки. Мне хотелось, чтобы она их носила. Она носила браслет?
– Да, – ответила я. – Это было ее любимое украшение.
– Правда? – обрадовался Ираклий Андронович.
Гостю было явно приятно. Мы немного помолчали.
– А как вы узнали, что я продала браслет Феликсу Ованесовичу? – спросила я.
– Шофер сказал, что ты попросила высадить тебя у ювелирного магазина. Мои люди приехали и выяснили, что ты принесла ювелиру это украшение.
– А вы думали, я принесла ему что-то другое?
Ираклий Андронович утвердительно наклонил голову.
– Господи, да что же у вас украли? – пробормотала я. – Это что-то ювелирное, да? Драгоценность?
– Можно и так сказать.
Я закусила губу. Меня одолевало невыносимое бабье любопытство. Но гость не дал мне возможности развить тему и спросил:
– Говорят, ты устроилась на работу?
Я опешила.
– Откуда вы знаете?
Ираклий Андронович не ответил. Действительно, глупый вопрос. Знает потому, что не выпускает меня из виду.
– Зачем тебе это понадобилось? – спросил гость. – Хочешь поиграть в детектива?
– Хочу отделить себя от всей этой темной истории, – ответила я мрачно. – Хочу разобраться, что произошло на самом деле.
– Получается? – поинтересовался гость.
Я только вздохнула и пожала плечами. Что-то получается, а что – не пойму. Мозаика не складывается. Может, стоит попросить о помощи? Я прикусила нижнюю губу, посмотрела на гостя.