Пока муж в командировке - Страница 49

И я побрела исполнять свои трудовые обязанности.

В семь часов я переоделась, переложила в сумку трофеи, добытые в квартире Штефана. Попрощалась с коллегами и охранником у ворот. Вышла из арки и влилась в людской поток, двигавшийся к метро.

По дороге я размышляла о том странном чувстве, которое вызвали у меня деньги Штефана. Интересно, почему мне было так неприятно их брать? Я что, испытываю к венгерскому красавцу личную неприязнь? Как сказал в «Мимино» гениальный актер Мкртчян: «Слушай, такую личную неприязнь испытываю к потерпевшему, что даже кушать не могу!»

Ну, не знаю, не знаю. Повод для неприязни к потерпевшему у меня, конечно, есть. Создал массу сложностей, среди которых главная: как мне объяснить мужу присутствие в доме постороннего мужчины? Да еще и мертвого!

Я нервно усмехнулась.

Да, это, конечно, основательный повод для неприязни. Но что-то подсказывало, что моя неприязнь к потерпевшему не идет ни в какое сравнение с неприязнью, которую испытывал ко мне он. Да что там неприязнь! Потерпевший меня ненавидел! Будем называть вещи своими именами!

Это как нужно ненавидеть человека, чтобы прийти к нему домой и умереть прямо на его кухне! Какая-то извращенная форма ненависти, честное слово!

И вдруг я замерла на месте. А замерла потому, что вспомнила огромное количество туалетной воды и средства для ухода за бровями, виденных в спальне Штефана. Думаете, я сошла с ума? При чем тут вся эта ерунда? Объясняю.

Вся эта ерунда означает, что относился к себе человек трепетно. Не мог мужчина, любовно холивший собственные брови, покончить жизнь самоубийством! Да еще на чужой кухне! Ну никак не мог! Что же это значит? А означает это только одно: Штефан не кончал жизнь самоубийством. Его убили и после этого перенесли на кухню.

Так сказать, небольшой сюрприз к моему пробуждению. Господи, как же я раньше до этого не додумалась?!

Меня подтолкнули в спину. Женский голос язвительно осведомился, не сплю ли я. Я пришла в себя. Оказывается, меня окружала толпа людей, двигавшихся к эскалатору. Люди за моей спиной возмущенно роптали. Все они, усталые, возвращались с работы, все были раздражены и обидчивы. Поэтому я не стала вступать в полемику.

До дома я добралась, как обычно, за полчаса. Все-таки очень удобно, что не надо пользоваться наземным транспортом. В час пик попасть в пробку так же просто, как чихнуть.

И, словно в доказательство, я немедленно чихнула. Простыла, что ли? Кстати, о простуде.

Я достала из сумки мобильник, набрала номер регистратуры. Эту процедуру я проделывала каждый день. А вы решили, что за своими хлопотами я забыла о подруге? Плохо вы меня знаете!

Дежурная ответила привычным казенным голосом. Я набрала в грудь побольше воздуха и выдала заученный текст:

– Я хотела узнать о состоянии Востряковой Катерины. Она находится в реанимации с двусторонней пневмонией.

Дежурная пошуршала бумажками, постучала по компьютерной клавиатуре. Помедлила и спросила:

– А вы ей кто?

– Сестра, – ответила я, не раздумывая ни минуты, и тут же пошла в атаку: – Ей стало хуже, да? Умоляю, ничего не скрывайте!

– Да подождите вы! – перебила меня дежурная. – Вот паникерша, слова сказать нельзя! Я хотела сообщить, что с завтрашнего дня ваша сестра переводится в обычную палату. Можете ее навещать.

Я обрадовалась. Наконец-то увижу Катьку! Я очень соскучилась по подруге. Кажется, тучи над моей головой начинают понемногу рассеиваться. Во всяком случае, мне хочется думать, что Катькино выздоровление – добрый знак. Я даже начала потихоньку напевать себе под нос. Дошла до подъезда, достала ключи…

– Маша!

Я вздрогнула от испуга и выронила связку. Обернулась на голос и увидела нашего местного бомжа. Васек – существо совершенно безобидное, и жители дома его подкармливают в меру возможностей. А еще Васек всегда прилично одет, потому что жильцы снабжают его ненужным барахлом. Васек держит свой гардероб в камере хранения Киевского вокзала и по мере надобности сдает в стирку одни вещи и переодевается в другие. Так что выглядит он благообразно, и вы можете принять его за полноценного члена общества. Если, конечно, страдаете насморком.

Васек подобрал мои ключи и протянул мне.

– Спасибо, – сказала я и спросила: – Ты голодный?

– Есть немного, – признался он. – Утром Нина Ивановна пирожками угостила, только у меня их отобрала братва с соседнего двора. Им закусить было нечем.

– Так ты целый день ничего не ел?

Не знаю, как вы, а я всегда вздрагиваю, когда слышу, что человек страдает от голода в обществе сытых.

– Пошли, – сказала я, открывая подъезд. – Накормлю, чем бог послал.

– Маш, может, денег дашь? – нерешительно попросил Васек.

Я вздохнула. Поругать и отказать? Ясно, что Васек хочет выпить. Впрочем, кто я такая, чтобы его судить? Я достала кошелек. Васек деликатно отвернулся. О! Вот и нашлось применение деньгам Штефана! Просто удивительно, до чего мне не хотелось их брать! Даже невольно отложила банкноту в пустое отделение, чтобы не смешивать со своими деньгами!

Я протянула стольник Ваське, но тот взглянул на купюру и замер, не дотронувшись до нее.

– Маш, ты ошиблась. Это сто долларов.

– И что? – насмешливо спросила я. – Ты доллары не принимаешь?

– Не знаю, мне пока не предлагали, – простодушно ответил Васек.

Мне стало стыдно за свой неуместный сарказм.

– Извини. Я знаю, что это сто долларов. Даю тебе их совершенно сознательно. Бери.

Васек захлопал глазами, но с места не двинулся.

«Какие-то проклятые деньги, – подумала я. – Даже бомж ими брезгует».